© Репин Е. Н., 2007
Правовая концепция, принятая современной Россией, далека от оптимальной с позиции здоровья и благополучия ее граждан. Несмотря на большие изменения, которые произошли в России за последние 15 лет, несмотря на отказ от социалистических идеалов, коллективизм не преодолен, а коллективистская правовая концепция менее благоприятна для здоровья и благополучия граждан, чем гуманистическая концепция. Особенно много коллективизма в здравоохранении и образовании, а страховая медицина не изменила существа советского здравоохранения. Правовые проблемы трудно обсуждать при традиции некорректных высказываний, поэтому обсуждению должна предшествовать договоренность о смысле терминов. Правовые концепции задаются аксиомами и следствиями из них. Показано благотворное влияние гуманизма на здоровье и благополучие граждан России.
Канадский институт Фрезера [3] с 1985 года определяет индексы свободы. В последний раз институт определил индекс свободы в 127 странах за 2003 год. Максимальная оценка 10 баллов. Ее не получила ни одна страна. В дюжину самых свободных стран вошли Гонконг (8,7), Сингапур (8,5), Новая Зеландия (8,2), Швейцария (8,2), США (8,2), Великобритания (8,1), Канада (8,0), Ирландия (7,9), Австралия (7,8), Эстония (7,8), Люксембург (7,8), Объединенные Арабские Эмираты (7,8). Россия находится на 115 месте, ее индекс свободы равен 5,1 балла. В конце списка находятся следующие 6 стран: Бурунди (4,5), Гвинея-Бисау (4,5), Демократическая Республика Конго (4,3), Венесуэла (4,3), Зимбабве (4,3) и Мьянма (2,8). Куба и Северная Корея не оценивались в силу своей информационной закрытости.
Наиболее свободные страны (верхний квантиль — пятая часть) опережают наименее свободные (нижний квантиль) как в плане здоровья, так и в плане богатства (табл.), причем с большим отрывом. Отсюда делаем вывод, что права, свободы — важнейший фактор благосостояния и здоровья.
| показатели | верхний квантиль |
нижний квантиль |
| среднедушевой ВВП ($) | 25 062 | 2 409 |
| средние темпы роста ВВП на душу населения (%) | 2,5 | 0,6 |
| инвестиции на душу населения ($) | 4 903 | 195 |
| душевой доход наименее обеспеченных 10 % населения ($) | 6 451 | 1 185 |
| уровень безработицы (%) | 5,2 | 13 |
| ожидаемая продолжительность жизни | 77,7 | 52,2 |
| детская смертность (на 1000 рождений) | 5,4 | 81,2 |
Право — важнейший социальный феномен. Сторонники самых разных политических взглядов призывают к увеличению и соблюдению прав, среди которых и право на здоровье, и право на образование. Но вот незадача: немецкий экономист Карл Маркс полагал, что именно коммунизм даст людям невиданные доселе права и свободы, тогда как австрийский экономист Людвиг фон Мизес был уверен, что коммунизм (социализм) — это рабство, несвобода, бесправие.
Проблема в том, что «право» и связанные с ним слова могут наполняться самым разным, даже противоположным смыслом. Поэтому разговору о правовых концепциях должно предшествовать определение смысла слов и, в первую очередь, смысла слова «право». Определимся с важнейшими понятиями.
Люди заботятся только об ограниченных силах, возможностях, ресурсах (все эти выделенные слова мы используем как синонимы), неограниченные силы их не волнуют. Ограниченные или дефицитные силы, то есть те, которых не хватает на всех желающих, порождают столкновения интересов, конфликты, конкуренцию. Конкуренция может вестись при помощи насилия и обмана, а может — на основе договора, согласия. В последнем случае речь идет о проведении граней, о разграничении ресурсов: люди защищают гранями свои силы, средства.
Под правами будем понимать силы (возможности, средства, ресурсы), защищенные гранями. Под свободой будем понимать защищенность гранями. Правыми, справедливыми делами будем называть дела с соблюдением граней. Несправедливыми, неправыми делами, преступлением будем называть дела с нарушением граней. Преступник — тот, кто преступает грани. Только таким образом определенные права нуждаются в защите. Только защита таких прав обеспечит благополучие граждан России.
Широко распространено заблуждение, что справедливость не имеет прямого отношения к праву, юстиции, что право может быть справедливым или несправедливым. Но справедливое право — это тавтология, а несправедливое право — оксюморон. Латинские слова jus, juris, justisia означают одновременно право и справедливость. Однако то, что понимали древние римляне, не понимают современники. Современники рассуждают о правовой справедливости, о справедливом праве, о праве на справедливость, не задумываясь о том, что право и справедливость — однокоренные слова. Современники полагают, что справедливость в отличие от права — не юридическое понятие. Современники говорят о социальной справедливости.
Ученик Людвига фон Мизеса, лауреат Нобелевской премии (1974) Фридрих фон Хайек считал слово «социальный» самым бестолковым в политической лексике [6]. Это слово способно выхолостить смысл любого другого слова, к которому оно будет приложено. Так и социальная справедливость оборачивается несправедливостью, поскольку обеспечивается, как правило, нарушением граней, преступлением. Справедливость — социальный феномен, поэтому прилагательное «социальная» здесь излишне. Оно вызывает ложное ощущение, что наряду с социальной справедливостью существует какая-то несоциальная справедливость.
Права принято классифицировать, но общепринятые классификации еще больше затрудняют понимание феномена права. В документах ООН права принято делить на гражданские, политические, экономические, социальные и культурные. Но ведь все права — это гражданские права в том смысле, что это права граждан. Права защищает государство, в этом смысле права — всегда политический феномен. Прав всегда хочется больше, а то, чего не хватает, чего хочется больше, принято называть экономическими благами, поэтому права — экономический феномен. Права — социальный и культурный феномен, поэтому все права в этом смысле являются социальными и культурными.
Иногда социальные и экономические права объединяют в социально-экономические права. Прилагательное «социально-экономический», пожалуй, еще более бестолковое, чем просто «социальный». Оно вызывает ложное ощущение уточнения текста, всего лишь утяжеляя высказывание. Иногда правоведы говорят о личных правах и свободах. Это тоже обманывающее вычленение прав. Оно создает ложное ощущение того, что бывают какие-то неличные права. Но только личность, а не коллектив является субъектом права. Тавтологично и выражение «юридические права». Оно создает ощущение, что существуют неюридические права. Неюридические права — оксюморон, небывальщина.
«Свобода — есть право делать то, что разрешено законом». Эту фразу приписывают Монтескье [4]. Но бывают неправые законы, и тогда право делать неправые дела — оксюморон. Если закон правый, то тогда право делать правые дела — тавтология. Ни оксюмороны, ни тавтологии недопустимы в законах или в честных и серьезных разговорах о законах. Фразу, приписываемую Монтескье, следует укоротить: «Свобода — есть право».
Еще недавно все отечественное обществоведение и образование было построено на марксизме. Бессмысленные высказывания его основателей о свободе выдавались за вершину мысли. Так, Ленин говорил, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. Его фраза намекает на то, что свобода, когда ты не на необитаемом острове, невозможна. Этой фразой он оправдывал отбирание свободы у россиян. Но свобода возможна, если защититься гранями и не общаться с тем, с кем не хочешь.
Есть еще одно бессмысленное высказывание о свободе, принадлежащее Марксу и Энгельсу: «Свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех». «Каждый» и «все» — синонимы, как, скажем, «глупость» и «дурость». Глупость — не условие дурости, глупость — иное название дурости. Неграмотное высказывание побуждает искать разницу там, где ее нет, разницу между «каждый» и «все».
Итак, суждения о правах, справедливости, свободе отягощены глупыми традициями, поэтому прежде чем говорить о праве, нужно определиться, о чем мы говорим. Предостерегать от тавтологий и плеоназмов надо еще в школе, как писал в начале XX века известный русский юрист Петр Сергеевич Пороховщиков [5].
Наука создает язык, с помощью которого можно продуктивно описывать реальность, формулируя законы. Например, на языке геометрии и физики можно сформулировать законы, построенное согласно которым здание не рухнет. Научный язык передается от поколения к поколению через образование.
Проблема в том, что современное обществоведение находится на донаучном уровне: оно всерьез использует тавтологии и оксюмороны, а важнейшие слова не стали терминами, так как могут неожиданно наполняться разным смыслом. Обществоведы поражены коллективизмом, они говорят о коллективах как об одушевленных существах. Коллективисты, их еще называют левыми, утверждают, что правым, справедливым является все то, что в интересах коллектива, общества, народа, нации или государства. Главным субъектом права у коллективистов является коллектив, народ, нация.
Гуманисты утверждают, что прав, справедлив тот, кто действует, не покушаясь на права других людей, не преступая установленные грани. И наоборот, тот, кто преступает грани, творит неправое дело, совершает преступление, даже если он творит это дело от имени народа или государства. Субъектом права у гуманистов может быть только человек.
Фундаментальных, радикальных коллективистов, которые предлагают обобществить средства производства, называют коммунистами. У коллективистов умеренных, которые допускают контролируемое государством частное предпринимательство, много названий. Их называют сторонниками смешанной экономики, социального государства, государства всеобщего благоденствия, регулируемой или социально ориентируемой рыночной экономики. Их называют сторонниками теории конвергенции, то есть взаимопроникновения в условиях НТР социализма и капитализма. Их еще называют интервенционистами. Будем для краткости называть их мешанистами, не только потому, что они хотят смешать, скрестить положительные качества социализма и капитализма, но и потому, что они создают помехи частной жизни правых людей, например, помехи торговле. Свобода торговли рассматривается мешанистами как анархия.
Концепции гуманистов и коллективистов основаны на разных аксиомах.
В гуманистической концепции тремя аксиомами определяются четыре предельно абстрактных термина: желание, дело, сила, радость. Вот эти аксиомы.
1. О бездушности коллективов: желают и радуются исполнению своих желаний лишь индивиды, но не коллективы.
2. О ненасытности: сколько бы ни было сил, и что ни делай — всех желаний не утолить.
3. Об эгоизме: радует исполнение лишь своих желаний, а исполнение чужих желаний может печалить.
У коллективистов наряду с людьми интересы имеют коллективы. Причем коллективные интересы более актуальны, чем интересы индивидов. Слова советской песни «раньше думай о Родине, а потом о себе» можно назвать лозунгом коллективистов. В гитлеровской Германии в ходу был аналогичный лозунг: «Gemeinnutz geht vor Eigennutz» — «сначала общая польза, потом — индивидуальная». Крайние коллективисты — коммунисты считают, что наибольшую пользу обществу может принести национализация всех средств производства. Умеренные коллективисты, сторонники концепции смешанной экономики или социального государства, полагают, что национализация не обязательна, и что средства для служения обществу можно мобилизовать налогами. Сегодня в странах-участницах Организации экономического сотрудничества и развития доля государственных расходов в ВВП составляет в среднем 45 %, а в Швеции она достигает 60 %.
У гуманистов интересы коллектива — это всего лишь интересы людей, образующих коллектив, не более. Гуманисты отказываются служить мифическим интересам коллективов. Особенно, если такое служение требует принуждения. Налоги строятся на принуждении, поэтому налоги уместно собирать лишь для одной цели: для противодействия насилию и обману. Принуждать к ним для иных целей, например, для раздачи бедным — грабеж в стиле Робина Гуда. Там, где отбирают у творческого меньшинства для раздачи праздному большинству, царит охлократия — власть толпы. Идеалы гуманизма в наиболее полном виде были реализованы в Древней Греции и Древнем Риме. Там свободные граждане в мирное время не платили прямых налогов. Доходы государство получало от экспортных и импортных сборов, которые рассматривались как плата за защиту от пиратов, от рудников и в виде дани с покоренного населения. Только во время войн как временная и чрезвычайная мера вводились прямые налоги. Воинская служба считалась святой обязанностью здорового мужчины. Уклонение от нее было немыслимо.
Правда, к IV веку в Риме мало что остается от гуманистических традиций. Жалобы на налоги приобретают всеобщий характер, крестьяне бегут с земли под власть варваров, лишь бы не оставаться под властью римлян. В последние века римской империи на воинскую службу уже смотрели как на рабство и всячески пытались от нее уклониться, хотя такое уклонение наказывалось смертью [2].
Идеалы гуманизма звучат жестко и непривычно. Они подобны лечению, которое требует усилий самого пациента. Их остерегаются озвучивать политики, так как опасаются за свою политическую карьеру. Идеалы коллективизма, напротив, звучат успокоительно для пассивного большинства, обещая социальную защиту и прочую манну небесную. Но в жесткости, честности, ответственности гуманизма — жизнь, а в расслабленности, лукавстве и безответственности коллективизма — смерть, и ее явный признак — депопуляция Запада.
Для того чтобы идеалы гуманизма воплотились в законах, они должны быть приняты большинством избирателей. Для этого интеллектуалам нужно учиться излагать эти идеи просто и доступно. Для этого необходимо допустить в образование программы по обществоведческим дисциплинам, построенные на основе гуманистической концепции.
В начале 1990-х в России отказались от строительства коммунизма и стали копировать правовую систему богатого Запада. Россия была провозглашена социальным государством (ч. 1 ст. 7 Конституции), то есть в ней произошла лишь смена форм коллективизма, но отказа от коллективизма не произошло. Известный гуманист, лауреат Нобелевской премии по экономике Фридрих фон Хайек социализм называл рабством, а мешанизм — дорогой к рабству. Не нужно думать, что все опасности коллективизма позади только потому, что современный коллективизм принял более умеренные формы: социального государства, государства всеобщего благоденствия, смешанной экономики. Ведь сегодня коллективизмом уже поражен весь мир. Владимир Буковский, который боролся против советского коллективизма, писал: «Оказавшись теперь на Западе, я внезапно обнаружил, что был потрясающим оптимистом. Мы верили, что воюем с КГБ и партийной властью. Все остальные — на нашей стороне. Повзрослев, мы поняли, что воюем с «советским человеком», что гораздо труднее. Теперь же я вдруг обнаружил, что вот уже двадцать лет воюем мы практически с целым миром» [1]. Почти все книги по общественным дисциплинам написаны в духе умеренного коллективизма. Все образование построено на основе умеренного коллективизма.
Людвиг фон Мизес называл умеренную форму коллективизма «интервенционизмом», подчеркивая его суть: вмешательство государства в мирные частные дела граждан.
Признаками мешанизма являются:
— государственная забота об экономическом росте;
— антимонопольная политика;
— прерогатива центрального банка на эмиссию наличных денег;
— протекционизм, забота о торговом и платежном балансе;
— высокие налоги, в несколько раз превышающие десятину, а также налоговое выравнивание доходов и налоговое стимулирование;
— рабочее законодательство, в котором свобода трудового договора ограничена законом;
— государственная борьба с наркотиками и наркоманией;
— государственная борьба с безработицей;
— государственная благотворительность;
— чрезмерное внимание государства к предупреждению обмана и недобросовестности путем обязательного лицензирования, сертификации и аккредитации при плохой защите от реальных обманщиков и даже при хронических обманах со стороны власти.
Мешанизм плодит бюрократию, иждивенцев и несправедливые законы, по которым творческие люди обязаны обеспечить достойную жизнь растущей армии бюрократов и иждивенцев. На политических выборах творческие люди проигрывают, так как их становится все меньше, и у них меньше времени на политику, чем у бюрократов и иждивенцев. Популярность мешанизма связана с непониманием того, что он, как и социализм, побуждая служить коллективу, служит лишь коллективистским лидерам и идеологам в ущерб остальным людям. А непонимание это связано с обманным языком коллективистских идеологов.
Мешанистское государство облагает налогами одних и за их счет развращает бесплатными раздачами других. Сбор огромных налогов и их раздача требует огромной бюрократии. Мешанистское государство разрушает семью. Так, в Швеции из-за государственных пособий уже с середины 1980-х годов число внебрачных детей опережает число родившихся и живущих в традиционных семьях с отцом и матерью. Одинокие женщины с детьми не спешат выйти замуж или найти работу, так как в этом случае они лишаются пособий. Мешанистское государство подрывает трудовую этику. Все больше людей на Западе, в первую очередь молодых, воспринимают статус безработного как допустимый. Опросы показывают, что все больше людей считают нормальной ситуацию, когда человек не болен, но не работает и получает пособие по временной нетрудоспособности. Растущая масса праздных людей, получающих государственные пособия, становится грозной политической силой. У них много времени для проведения митингов и шествий. Политики, нуждающиеся в голосах избирателей, должны считаться с этой массой и обещать ей еще больше. Успешные творческие люди вынуждены отдавать более половины своих доходов государству, еще более увеличивая праздную массу и чиновничество. Получается порочный круг, из которого не видно выхода.
Нельзя сделать россиян намного богаче и здоровее, не научившись осмысленно говорить о правах, свободах, справедливости. Не научившись этому, мы рискуем перенять у благополучных стран несвободу, приняв ее за свободу.
1. Буковский, В. «И возвращается ветер…» Письма русского путешественника / В. Буковский. — М.: ИПФ «Оригинал», 1990. — 464 с.
2. Грант, М. Крушение Римской империи / М. Грант. — М.: Терра — Книжный клуб, 1998.
3. Заостровцев, А. Откат — 2003 / А. Заостровцев // Наша экономика стала еще менее свободной. http://new.russian.net.ru/388/12.html.
4. Люшер, Ф. Конституционная защита прав и свобод личности: [пер. с франц.] / Ф. Люшер. — М.: Издательская группа «Прогресс» — «Универс», 1993. — 384 с.
5. Сергеич, П. Искусство речи на суде / П. Сергеич. — М.: Юрид. лит., 1988. — 384 с.
6. Хайек, Ф. А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма: [пер. с англ.] / Ф. А. Хайек. — М.: Изд-во «Новости» при участии изд-ва «Catallaxy», 1992. — 304 с.